Дневник отдыхающего...
2 августа
Первый день на курорте! Море - это прелесть. Приехали мы сюда, в Лазоревское, вдвоем с Серым. Впереди целый месяц моря и отдыха. Пансионат "Гренада", где мы остановились, оказался ничего. Номер на двоих, балкон с видом на море, плетеный столик с двумя креслами, ванна вся в белоснежном кафеле. Телевизор, цветной.
Сразу бросилось в глаза, что полно девчат здесь. Серый сказал:
- Без девушки, а может быть и без двух, отсюда не уеду!
Еще до обеда, возле центрального входа, познакомились с девчонками. Помогли им вещи в холл внести. Люда и Алла из Москвы. Ну что ж, москвички ничего из себя. Особенно Люда: темные волосы, ярко-серые глаза, и веселая. По-моему, Серому тоже она понравилась.
После обеда - на море. Прекраснейшие впечатления! Море, как на картинке - голубое-голубое, не бывает голубей... яркое, вода чистая и теплая.
Ближе к вечеру я поплыл к буйку (Серый остался с каким-то парнем в шахматы играть). Тело обтягивает эта плотная изумрудная вода, а я ее разрезаю. Незабываемо! Около буйка отдыхала девушка. Пришлось пристать. Разговорились. Таня из Минска. Сказала, что приехала одна. Живет в 312 номере. Потом она уплыла, а я остался...
Вечером лежали в своем номере, отдыхали. Серый слишком хорошо загорел. Смотрели телевизор. Позже я вышел на улицу в околопансионатский парк. Прелесть! Цикады, луна какая-то слишком нарисованная, море плещется. Тихо. Кругом парочки, парочки... на скамейках, на бордюрах, ходят, стоят...
Легли рано.4 августа
Третий день на курорте. Уже стали чернеть. Вчера были на местных пансионатских танцах. Видел Таню из Минска, но сделал вид, что не заметил. А она красивая... особенно фигурка. И танцует неплохо. Раза три я перехватывал ее взгляды. Серый снял новую. Познакомились. Оказалась тоже Таня, но из Воронежа. Смазливая и все. Много смеется по пустякам, глаза дурные, но красивые... какие-то светло-серые, постоянно убегающие.
Встретили старых знакомых - Аллу и Люду. Они пригласили на медленный танец. Я танцевал с Людой, чувствовал ее дыхание у себя на щеке, легкие руки на плечах, тонкий чистый голос ее вился рядом. Приятно было погружаться в ее волосы губами. Она хорошо танцевала. Перед самым концом музыки она прижалась ко мне, а я, недолго думая, нашел ее губы. Поцелуй продлился дольше музыки, поэтому показалось, что на нас все обратили внимание. Расходимся. Серый укоризненно смотрит на меня: я чувствую его сверлящий взгляд. Люда говорит:
- А ты хорошо танцуешь...
Я знаю, что хорошо танцую и ничего не говорю. Подходят Серый с Аллой. Почему он недоволен? Алла намного лучше, чем эта его Таня из Воронежа. Поговорили. Помечтали. Снова заиграла музыка, и я почувствовал руку Люды у себя в руке. Опять танцуем.
Почти перед самым концом танцев встретился взглядом с Таней из Минска. Неожиданно она подошла. Мы стояли вчетвером, и поэтому я их познакомил с Таней. Увидел удивленное выражение Серого: "Когда это ты успел?" Люда держала меня под руку. Все устали и решили идти спать. Таня попросила подождать, но потом повернулась и ушла в темень. Я постоял, подумал и... пошел спать. Один.
5 августа.
Опять море блестело перед нами чистотой.
Утром на пляже произошел инцидент. Заняли наши топчаны. Нас было четверо: Серый, два наших новых знакомых, Костя и Роман, и я. Их трое, но, как говорят, три "жлоба". Попросили подняться. Смех в лицо. Серый швырнул песком в смеющуюся рожу. Потом нас разняли набежавшие мужики. Я получил хороший удар в солнечное сплетение. Еле вдохнул потом. "Жлобы" пригрозили встретить. Теперь ждать нужно.
Обедали быстро. Снова море. Главное вечер.
Вечером захандрил Серый. Вспомнил Харьков, свою Маринку.
- Надоело это мне все... хочу домой, - сказал он деланным хнычущим голосом.Танцы смотрели с балкона. Было достаточно далеко, но мне иногда казалось, что я замечаю в толпе Люду.
Часов в одиннадцать вечера в комнату ввалились Роман и Костя с двумя бутылками какого-то винишка. Несмотря на строжайший запрет администрации, они умудрились как-то пронести бутылки в голых руках.
Выпили. Роман сбегал за кассетником. Музыка, дверь на балкон открыта, тишина и необычный окружающий запах, не могу понять чего. Выпили еще. Роман с Серым закурили. Вырубили свет. Интим. Два красненьких огонька сигарет, кассетник орет что-то про любовь, на улице опять нарисованная луна и цикады примешиваются к музыке. Хорошо...6 августа
Проснулись поздно. Какое тут море. Уже пол-одиннадцатого. Понуро убирали кровати и комнату. Жарища-то какая. Это сейчас, а к обеду что будет? Ужас.
Сидели, играли в шахматы в одних плавках. Поочередно подходили к умывальнику и обливались. Завязался интересный разговор.
- Ничего ты не смыслишь в шахматах, Витька, шах!
- Я ведь съем...
- Пардон. Договоримся по-джентельменски. Я тебе тоже прощу, если что... - Серый выпил залпом стакан минеральной воды, одновременно убирая коня из-под боя.
- Ничего ты в женщинах не смыслишь, Витька!
- Ничего?
- Ничего-ничего...
- Ну, хоть капельку-то...
- Ни-ни-ни... ни капельки, ни на йоту, - сказал Серый, ставя под бой своего ферзя.
- Вам конец, гроссмейстер! - беру ферзя...
- Да? - он задумался на секунду, - Все, я не играю!
- Давай пофилософствуем, хочешь?
- Ну, Спиноза! Тебя потянуло, да? - одновременно Серый что-то быстро передвигал на шахматной доске, приводя позицию из сложной в упрощенную.
- Куда? По-моему, ты играешь сам с собой, не кажется?
- Не куда, а на что. Потянуло, да? - Серый успокоился и задумался, рука зависла над шахматной доской, мерно покачиваясь, ища очередную жертву.
- А на что?
- На всякую всячину, да? По-моему, хорошая позиция... тебе не кажется, что ты проиграл? - его висящая рука изобразила торжествующую пятерню.
- Да-а... вроде бы.
- Ты мне воду не баламуть, философ! - Серый сделал серьезное лицо. - Зачем Люду переманил? Я все видел. Ты думаешь, что раз Серый, то с ним шутить можно? Ты думаешь, почему я дома вчера остался? Хотел понаблюдать за ней, с балкона. Так она повертелась на площадке, поискала кого-то, и через полчаса, повторяю, через полчаса! Ушла...
- Ну и что? Кстати, позиция не проигрышная... - я сделал ход слоном, в результате чего образовался скрытый шаг с потерей ладьи.
- Не прикидывайся, она тебя искала... тебя. И ушла потому, что тебя не было. Ясно?
- А может тебя? Ходи...
Серый сгреб фигуры с доски. Как-то странно посмотрел и вышел из комнаты. Я не думал, что его это так взволнует. Неужели она и правда искала меня и ушла с танцев? А я и не заметил. Зрение ни к черту!Обедали молча. Роман удивлялся, чего это с нами. Вечером сидели снова в комнате. И все из-за Серого. Что он себе вообразил? Да, она мне понравилась, но не настолько же, чтобы начинались выяснения отношений с Серым и портился отдых?
Начались танцы. Мы вышли на балкон, погасив в комнате свет.
- Хватит, Серый, дуться... Мне для друга ничего не жалко...
- Я уже не дуюсь... Понял... Пусть все идет, как идет...
Я положил руку Серому на плечо. Прекрасный парень. Друг.
- Вон, смотри... Она. - Сказал Серый.
- Где?
- Около оркестра... Что-то говорит гитаристу.
Я увидел Люду. Она смотрела уже вроде бы в нашу сторону.
Музыка закончилась, и мы услышали многократно усиленный голос гитариста:
- Виталий и Сергей, вас уже заждались девушки, давайте быстренько к нам! Сейчас прозвучит песня, заказанная специально для вас!
Грянуло какое-то переплетение яростных звуков, заверещал орган.
Мы, не двигаясь, стояли на балконе. Я понял, если я пойду, то Серый останется здесь. И я не пошел. И даже не стал спрашивать об этом.
Легли спать после чая, хорошего чая с земляничным вареньем, которое раздобыл где-то Костя.
7 августа
Полседьмого, а мы уже на море! Ну и скорость...
Гладь морская, тихо, ни волночки, ни ветерка. Штиль. Солнце уже во всю светит, тепло, но камушки холодные. Легли на топчаны. Какая-то умиротворенность от солнца, приглушенных звуков: волны, шорохи, голоса собирающихся, чайки... Я уснул.
Проснулся от жары и от непонятной тяжести на груди, животе. Открыл глаза. Меня замуровали вместе с подстилкой и топчаном! Как же я не проснулся? Камней поналожили и радуются. Кто это там? Люда, Таня из Минска (откуда она взялась, буечная знакомая?), Роман, Костик, еще кто-то... солнце не дает рассмотреть... да, Алла с кем-то.
Слышалось примерно следующее.
- Засклеповали мы его! - тихо вопил Серый.
- Замуровали, забинтовали... - подхватил еще кто-то.
- У-у! Беспомощный мой! Тяжел костюмчик? - гримасничал Серый, он был чему-то очень рад. - Не встанет же, не встанет! Спорим?
- Пощекочи, Костик, ему носик... - попросила Аллочка. - Видишь, как он глазами просит, я сразу поняла.
- Нет, он глазами ищет свою жертву, будущую... - проговорил Роман, жуя что-то сочное. - Ух, как водит глазищами! Як зверюга!Я закрыл глаза. Тешатся ребятки. И ведь старались-то как, не разбудили?!
- Глаза закрыл... от блаженства... - Серый захихикал. - Еще уснет такой вот... каменный гость, а потом жди его в гости...Я расслабился совершенно. Голова откинулась на бок. Я постарался отстраниться от действительности, как бы приподняться над землей, взлететь. Когда-то у меня это получалось. И, правда, стало очень легко, спокойно. Блаженная слабость залила все тело, я почувствовал, как падает пульс. Сама собой появилась мысль: "Как я попугаю их сейчас..." В полудремоте я слышал меняющийся оттенок их голосов, сначала беспечные смешки, потом натянутые ухмылки, потом кто-то вдруг сказал:
- А он без сознания... и белеет вроде... бы...Стало тихо.
- Воды принесите...
- Пульс пощупайте...Я внутренне засмеялся: "Щупайте, щупайте, через камешки... трудитесь... сами разберете все!"
- Как его пощупать??
- Сонная артерия на шее...Только теперь я понял, что ребята испуганы и пора прекратить было бы... Я уже хотел открыть глаза, но моего лба коснулась чья-то рука, несомненно, женская. Она опустилась ниже, на шею, нашла артерию. Как мне хотелось открыть глаза, я почти не сомневался, что это Люда.
- Около пятидесяти... - Ее голос!
- Пониженный... - отозвался кто-то трагически из ближнего круга. - И это на солнце!
- Разбирайте же... быстрее!Тут я неожиданно для себя и, конечно же, и для других четко громко сказал:
- Не на-до!
Открыл глаза. Потом сбрасывая камни (много камней!), поднялся, и, чувствуя небольшое головокружение и широко улыбаясь, подвел итог:
- Аутотренинг!Я видел лица ребят, они еще до конца не поняли... Слишком резкий переход от одних чувств к другим. Главное то, что многие не знали, как на все произошедшее реагировать.
- Тренингист нашелся... - процедил Серый (наверное, он имел на это право), - ребят напугал,... хотели в медпункт бежать.
- Это ведь шутка.
- Так не шутят, Виталий... - сказала Люда. - Вернее, этим не шутят...Серый пошел в море, за ним остальные. Я был обескуражен. "Заложить, как мумию в саркофаг, это шутка,... а освободиться от этих галек и камней - это не шутка! Чудаки".
Собрал вещи, оделся и ушел. "В конце концов, из-за пустяков пускать в ход принципы, обиды, отделяться перегородкой друг от друга - это хамство, это низость и... еще что-то" - так думал я, когда ходил, бродил по улицам городка, перекусил где-то на окраине, в какой-то турбазе. Потом сидел в парке на скамейке. Думал о чем-то несущественном. Потом еще ходил где-то, ничего не запоминалось, протекало мимо.
Часов в семь пошел в кино. О молодых супругах. Оно навеяло еще большую грусть. Вышел из кино и ощутил, как неохота карабкаться наверх, в пансионат. Пошел к морю. Отдыхающих полно, бродят, смеются невпопад, заигрывают лживо и что-то постоянно жуют, словно на всех в одночасье набросился лютый голод... или все они голодали перед этим весь год.
Сидел у воды, слушал море. Темнело быстро. Часов в десять решил идти все-таки наверх, в пансионат. По пути иногда встречал странные подвыпившие компании. Осложнений не хотел, и один раз пришлось даже переходить на другую сторону улицы. И все-таки встретил тех троих "жлобов" с пляжа и с ними еще двух.
- Один из тех... курортников... с пляжа, - процедил один.
Я шел прямо на них, что-то делать было уже поздно. Решил идти напролом. "Пру, как идиот... может назад? В сторону? Через забор? Да-да... а там метров двадцать вниз... только не останавливаться..." Под ложечкой засосало. Седьмое чувство подсказало, что сейчас. Рванулся влево, сшиб с ног явно не ожидавший этого, крупногабаритный шкаф, и побежал! Сзади услышал топот только секунд через двадцать. Как я бежал! Не зря говорят, что опасность удесятеряет силы человека. Ломился через какие-то кустарники, низкие заборчики, дворы, прыгал через канавы, падал раза два. Держится топот сзади и все! Вскоре начал задыхаться. Понял: еще минут пять.
Вбежал в какой-то парк, порвал рубашку. Бежал еще и еще, уже не слыша топота. Но потом остановился... Все. Где же я? Какими-то улочками через полчаса выбрался к центру. "И сумку то тащил... и не бросил..."
В номер дотащился к двенадцати. Открываю двери: сидят... Пятеро или шестеро, или может быть у меня двоилось. Наверное, мой вид их явно удручил. Серый встал и быстро подошел:
- Где был, Вит?
- Там уже нет... где был... - прошевелил я языком и почувствовал, как устал.
Во рту стоял привкус крови. Где-то порезал руку... царапин много... колючки какие-то... клок рубахи висит на плече. Посмотрел в зеркало: хорош! Глубокая царапина проходит от края уха по краю глаза и на лоб.
- О, черт... - пробормотал я, касаясь царапины около брови и открывая кран.
Тут понеслось:
- Где был?
- Ты что, специально?
- Да помолчи ты. Иди лучше девчонок оповести...
- Мы волнуемся... пропал с утра и до полпервого. Ну, ты даешь. - Серый говорил монотонно и, скорее всего для себя. - Где тебя носило? В грязи, порванный, оцарапанный. Как только глаз остался цел...
Роман подал мне йод и вату (откуда он их раздобыл так быстро?). Умылся. Лицо горело, ноги болели. Потом Серый начал мазать царапину йодом.
Тут дверь открылась, вошли девчонки: Люда, Аллочка, обе Тани. Послышались охи, вздохи и сожаления по второму кругу. Люда молчала. Также молча, она взяла у Серого йод, быстро, легко провела по царапине. Я стиснул зубы, напрягся, но не двинулся с места - было по-настоящему больно.
- А теперь, расскажи, где ты был... - произнесла спокойно Люда.
Я рассказал им, что встретил тех троих, с пляжа. Убежал. И все. Потом все разошлись, остались только четверо. Серый сказал тихо:
- Увижу их, убью...
Я знал, что он слов на ветер не бросает...
8 августа
Что-то происходит с Серым. Встал он такой радостный, искры прямо сыплются из глаз. Только вечером я понял, в чем дело, когда заметил их вдвоем около нашего корпуса: Серого и Люду. Странно, что так быстро она переменила свои пристрастия. Что-то шевельнулось нехорошее во мне, защемило в груди, когда я смотрел на них. Люда заметила меня, сразу как-то изменилась, ярко улыбается, постоянно шутит ни о чем. А Серый поглощен только ею. Меня не замечает. Стоят у дерева, смеются.
Пусть. Я прошел мимо ряда выстроившихся свечеобразных кипарисов на смотровую площадку. Там стоял и думал. О себе и окружающем.
На пляж со всеми после обеда не пошел. Плохо это - неподготовленное одиночество. Один. Целый вечер. Бродил по окрестностям. Захотелось уехать домой... и сразу расхотелось. Странно, но почувствовал какую-то обиду на Серого.
9 августа
Серый вчера заявился ночью, не знаю точно когда, но ночью. Утром я встал пораньше, и в седьмом часу уже был на пляже. Там думал. Что-то теребило душу, было обидно за Серого.
Весь этот день я пробыл один. Почему я один? Захотели бы - нашли. Хотя я сам старался не попадаться им на глаза. Мучался, считал себя обиженным, а потом плюнул. Вечером договорился с администрацией, и когда Серого не было (узнал по ключу, оставленному внизу, у портье) переехал с четвертого этажа на седьмой, последний. Хоть и дольше спускаться, зато вид на море красивее, ближе к птицам, да и подальше от Серого, Люды и остальных.
Завтра утром решил идти на другой пляж.
10 августа
Проснувшись в новом номере, я сначала хотел сразу ткнуть Серого, но вовремя вспомнил, где нахожусь. Открыл глаза и увидел, что сосед уже умывается.
Он спросил, одновременно чистя зубы и расхаживая по комнате:
- Проснулся? На пляж пойдем? Как тебя?
Я помолчал, но потом ответил:
- Да... пойдем... Виталий.
- Оч-чень приятно, Вова! - Он решил кивнуть мне, но щетка видно помешала.
Я узнал тут же, что Вова только приехал, что думает загореть дочерна, наплаваться досыта, повеселиться дочерта, что он хотел бы войти в какую-нибудь компанию, что он студент, что у него есть девушка, магнитофон, часы с подзаводом, пиво в портфеле и дырка в зубу. И что он пишет стихи, плавает брассом, поет песни, играя на гитаре и без оной. И любит танцевать. Он также рисует, фотографирует, рыбачит и веселится, потому что он веселый. Круг его интересов меня пленил, и я ему выболтал все о себе и о том, что произошло здесь до его приезда. И его:
- Не обращай внимания! - развеяло мое уныние в прах.На пляже я уже был сам собой. Мы с Вовкой побесились немного на кромке, соединяющей пляж и море, потом играли в салки в воде, а еще потом играли в карты с двумя девчонками, так удачно подсевшими к нам.
Так получилось, что обедали мы в шашлычной уже вместе с Ирой и Наташей. Все время смеялись шуткам Вовы. Ну и юморной человек! То он расскажет анекдот, и как раз в тему, то он сострит так, что у нас шашлыки падали на стол и шампуры звякали о бокалы с пивом. Да и девчонки попались что надо: красивые (везет на красивых здесь!), без особых комплексов и предубеждений, умные, что немаловажно для легкости дальнейшего времяпрепровождения. И поют, и компанейские, и заводные, и...
После обеда мы уже вчетвером были в море и играли в салки. До них я еще не различал, в общем-то, где Ира, где Наташа, а после них...
Меня "засалил", помню, Вовка, и сам тут же круто ушел в воду вниз. Я бросился за ним, как наиболее близким, но не догнал. И без раздумий, почти наугад кинулся влево и рассчитал правильно: сначала почувствовал уходящую упругую воду, потом еще раз оттолкнувшись от дна, почувствовал рукой кого-то. Тут я не скажу, была ли это искра, молния, а может еще что-то, но мы соединились. Чувствовались одновременно упругость кожи, наслаждение от прикосновения, восторг от неожиданности, туман... Вода еще бурлила, а мы уже замерли. Остановились. Казалось, остановилось все вокруг, как стоп-кадр. Я скользнул по ее руке вниз и почувствовал, как она перехватила мою руку.
Брызги еще летели, а мы смотрели... застыли, стоя почти по грудь в воде, близко, почти касаясь друг друга. А солнце светило ей в глаза, и она щурилась немного. Это было так здорово!
Подскочил Вова.
- Вы чего? Наташка, он тебя засалил, лови! - крикнул, и, красиво изогнувшись, ушел под воду. Я улыбнулся, внутри было так хорошо. Что-то наполняло и переполняло меня, как красное вино, льющееся в серебряную чашу и переливающееся через край, - забыли закрыть кран бочки?! Сильно оттолкнувшись, я броском ушел под воду. Сердце страшно колотилось, словно хотело выпрыгнуть вместе с душой.
С пляжа ушли часов в восемь.
В девять часов мы все же спустились на танцплощадку. Я был уверен, что встречусь с коварным Серым. Но все обошлось. Мне было хорошо с Наташей. Своей красотой она заинтересовывала окружающих и давала повод обращать внимание и на меня. Ее несколько раз приглашали, она смотрела на меня и отказывалась.
Наташа прекрасно танцевала, была сверхпластична и гибка. Линиям тела ее я еще на пляже отдал должное. А в этом простом платьице с тонкими бретельками она была чудом. Наверное, если бы я собрался описывать ее словами, то напортачил и умер бы со стыда перед красотой. Скажу только еще, что она была достаточно высока, впрочем, как и ее подружка Ира. Может, Ирина была еще прекрасней, но меня она уже не интересовала. Так получилось.
После танцев проводили девчонок в номер. Они, оказывается, жили почти под нами, на шестом этаже. Мы с Наташей просто сидели на балконе и разговаривали ни о чем. Мне было приятно слушать ее голос.
Уснуть я долго не мог. "Случается же так! - думал я, смотря на фосфоресцирующий циферблат своих часов, - и еще ведь только десятое августа... нет, уже одиннадцатое... полпервого... спать..."
11 августа
Изменилась погода, изменилось настроение. Идет дождик с утра. Затянуло, но тепло. Мне грустно: вспоминал Серого, Люду и других. Мне показались все мои огорчения надуманными, а действия - глупыми.
...Они заявились вшестером, часов в десять утра: Серый, Таня из Минска, Люда, Аллочка, Роман и Костя. Вова в это время храпел во все дыры, а я умывался. Дверь открылась неожиданно, и сразу все вошли.
- Привет! - кто-то сказал.Я чуть не подавился зубной щеткой. Они зашли, закрыли дверь, расселись по стульям и кроватям. Бедный Вова необыкновенными глазами взирал поочередно то на Романа, севшего видно на его ногу, то на Люду, мягко опустившуюся на стул у его изголовья. Видно он думал, что еще спит, потому что неожиданно гаркнул:
- Изыди, сатана... - потом подумал и, решив, что этого мало, продолжил, - Отдай ногу.
Роман кратко вошел в диалог:
- Возьми, она вся твоя.
Я спешно прополаскивал рот и лицо. Потом поспешил успокоить Вовчика:
- Спи, спи, они сейчас все изыдут, сатаны этакие. Успокойся, все хорошо. Слазь с кроватки, Роман, гадкий мальчишка, разбудил дядю. А ну, слезь, кому сказал! Спи, Вовчик, спи.
Но, скорее всего Вова уже проснулся, так как проворчал мечтательно:
- Спать так хорошо было...
Я сказал:
- Девочки, а ну-ка на балкон. Вова одеваться будет.
Аллочка, Люда и Таня из Минска неохотно, со словами: "Вы нас что, стесняетесь?", удалились на балкон.***
Через десять минут мы сидели в столовой ввосьмером за двумя столиками. Завтрак уже полчаса как закончился, но нас официантки "обслуживали в любой час дня и ночи". Это были их слова. Я сидел с Серым, Вовой и Людой. Пока мы кушали, получился такой разговор.
Серый: Витька, что случилось?
Я: Будто не знаешь...
Серый: Хороши у тебя шуточки. И, главное, обидчивый такой! Сначала "пошутил", тренингист, потом сбежал, бродил где-то, а за него волнуйся, сиди, жди... а потом, вообще, переселился в другой номер. Из-за чего? Из-за пустяка, какого-то.
(Во время этой тирады он размахивал у меня перед глазами ветчиной, так что мне есть захотелось)Я: Вы меня выкинули... (говорю я, жуя ветчину) оставили одного.
Серый: Ты сам ушел...
Я: А могли ведь найти. Не искали - не нужен. Почти пустое место...
Серый: Какое пустое! Мы потом два дня думали, куда ты пропал.
Я: Да-да, вдвоем.
(Серый как-то недоуменно переглянулся с Людой, и они засмеялись. Салат Серого, который он жевал, так и норовил выскочить обратно, но он ловко придерживал его во рту
языком)Я: Кушай лучше, потом досмеешься. Оставили, так оставили. Я не в обиде. Вот Вовик подтвердит. Правда, Вовик?
Вовик: По-моему, ты, Вит, из искры пламя раздул. Сольем компашки, будет весело. Черпанем по рюмочке, будет еще веселей!
Серый: Ты настоящий друг... (протягивая руку через стол Вове)
Вова: А вот и наши девушки! (повышая голос)
(Наташа, в своем легком просвечивающемся платьице, Ирина в шортах и бежевой ковбойке приближались к нам. Красивое зрелище! У обоих одинаковые темные очки и белые широкополые шляпы. У Наташкин на шее... моя цепочка! Вот новость. И когда она у меня ее "свистнула"? Наташка улыбалась мне, Иришка - Вове. Красиво, и моя подковка, солнцем блестит у нее на шейке, подчеркивала эту красоту.)
Вова (продолжает): Вы знакомы?
Люда (четко произнося): Еще нет. Видели просто.
Вова: Это Наташа и Ириша.
Наташа (обращаясь ко мне): Что-то поздновато. Когда на пляж?
Я: Сейчас, доедим салатик только. Вы кушали?
Ира: У нас диета. Так то.
Я: Может вам кусочек хлебушка дать?
Ира (дает мне щелчок по носу): Конечно дай, а то Наташка... (она смотрит на Наташку и заканчивает) Поняла, молчу...
(Наташа и Ириша садятся на низкий широкий подоконник и смотрят, как мы едим)
Ира: Вы хоть не чавкайте так громко, а то... (снова на Наташу) Молчу, все.
(Смотрю на Наташу, она улыбается. Я ей на цепочку показываю, на подковку, глазами. Она смеется, пожимает плечами.)
Я (громко): Наполним бокалы, содвинем их разом... да здравствует дружба, да здравствует разум!
(У всех в руках компоты, раздается звон полных стаканов в полупустой столовой).
Вова: Уже одиннадцать...
Я: Нет, десять... человек. (Серому) А где еще трое? Ну, эти... Петя, Катя... и еще одна Катя?
Серый: Уехали на турбазу, в Туапсе...***
День прошел весело и незаметно. Вечером танцы, впервые за столько дней. Я прочитал свой дневник и поразился обилию накрапанного. И это на курорте!
На танцах собрались все. Я с Наташей сразу отошли в сторону, к парапету, ограждающему танцплощадку. Ветер с моря нес морские запахи. Чайки кричали что-то в такт музыке.
- Виталий, слышишь... Маяк-ревун...
- Слышу. Я хотел спросить у тебя...
- О твоей цепочке? Она выпала у тебя из кармана, на пляже. И я ее тебе не отдам.
Она повернулась ко мне, и я обнял ее за талию, притянул к себе. Лицо оказалось близко, можно рассмотреть "эти глаза напротив...". Я видел губы, на них бледной тонкой кромкой выступила соль, и от этого они были еще красивее, рельефнее. Ощущение было сравнимо с парным гипнозом. Хотелось так стоять долго, не шевелиться, не говорить...
Если еще чуть приблизиться, то я поцелую ее...
Как всегда Серый вынырнул не вовремя.
- А вот ты где! Есть предложение пойти в парк после танцев и гулять всю ночь! Хорошо?
- Можно, конечно... - согласился я.
- Пошли к нам, что это вы уединились... Пошли.
Я заглянул в глаза Наташке, и они мне сказали: "Пошли..." И мы пошли.
После танцев гуляли в парке. Девчонки ушли вперед метров на двадцать - тридцать и о чем-то оживленно говорили. Умеют они быстро сходиться, несмотря ни на что. Мы шли почти в ногу: Роман, Костя, Вовик, Я и Серый. Рассказывали анекдоты, случаи из своей жизни. "Что они там замышляют?" - смотрел я вперед и думал о девчонках. - "Подвох какой-то будет..."
Они повернули направо, в лес.
- Смотри, заманивают, а потом атаковать будут. - Сказал Роман, хихикнув, как малолетний преступник.
Мы тоже повернули и увидели полянку, залитую лунным светом, как сметаной, и сидящих на травяном ковре всех их.
- Ура! - крикнул Вовик, - и бросился вперед.
- Ой! Ребята... - крикнула Таня из Минска.
Мы с разбегу попрыгали... на траву.
- А! - завопил Серый и вскочил, как ужаленный. Костик пощупал под Серым землю и сказал, потирая руку:
- О черт! Так это же крапива!
Все заржали, больше это никак не назовешь. Такие звуки раздавались с речного водопоя, когда я был в деревне. Когда все расселись в кружок, посыпались шуточки.
- Ну, что? Будем ждать чуда? - сказал Серый, сейчас в центре посыплются искры и выйдет из земли...
- Мертвец с бледным разложившимся лицом... - процедил кто-то хрипло.
- Но даже мертвец не принесет бутылочку вина, - Серый был прагматичным до конца, - и кому-то придется сходить за шампанским... ночь... шампанское... красиво!
Ребята ждали добровольца... и он нашелся. Костя молодец, и вот его спина уже мелькает среди деревьев.
- Мы будем папуасами - людоедами. Сейчас людоедством займемся, - сказал Роман. - Кого съедим?
- Лучше тогда рыбу пойти половить...
- Давайте шамана изберем и пошаманим немного, - предложил Серый.
- Я знаю страшную историю... - начал было Вовик, но его перебил голос Люды:
- Мы посоветовались...
"Уже мы..." - подумал я.
- Мы посоветовались и решили сделать, мужчины вы наши, вам испытание...
От мужчин посыпалось:
- Огнем!
- Силой!
- Пыткой?
- Болью...
- Нет, любовью...
Наташа поднялась с травы:
- Шутники вы, мальчики... и помолчать не можете.
Люда продолжила:
- Правдой...
Повисло молчание, как будто нам было что скрывать. Магическое это слово - правда...
- Чего-чего? - Роман не понял. - Зачем это? Какая-то детская игра... вечер правды по заявкам телезрителей.
- Тогда уж ночь лучше... - сказал я, - звучит как-то: ночь правды... не искренне.
- Точно! - оживился Серый. - Какая ночью может быть правда? Вот днем, при свете солнца, пронизывающего насквозь, это да!
Девушки ждали, когда закончится наш этап привыкания к мысли, что от предложенного не отвертеться. "Интересно, о чем они договорились?" - думал я. - "Нужно как-то выудить у них... а это возможно, только когда они... будут по одной"
- Только правда, всегда правда, одна лишь правда,... присягаю перед небом и землей... - продолжил я певуче экспозицию шутовства, упал я на колени и вознес руки к небу, на котором красовалась огромная луна.
Дурной пример заразителен. Зазвучали вторящие голоса и скоро весь наш мужской коллектив, а минутой позже и женский, мечтательно смотрели на луну. Последними коснулись травы своими прелестными коленками Наташа с Людой, с явными намерениями в дальнейшем больше никогда на луну не смотреть.
Всеобщий приступ веры был прерван Костей:
- Почему так тихо? Вы меня ждете? - произнес он, размахивая дребезжащим пакетом...***
- Итак, начинаем... - чертовски хорошо сказала Люда. В руке у каждого был пластиковый стаканчик с ароматным шампанским, и ее слова можно было истолковать совершенно по-разному.
- За что пьем?
- За правду!
И почему-то никто не стал перечить и почти в полной тишине, как будто бы подписываясь под истинностью своих намерений, мы пили это шампанское...
И было так: луна, поляна, полная лунного света, освещенные, одухотворенные лица смотрящих на луну людей, прихлебывающих иногда по глотку из пластиковых стаканчиков какую-то жидкость...
Дальше была обычная игра: вопрос - ответ... вопрос - ответ. Я запомнил только вдруг блеснувшие в молочной темноте глаза Люды. Я не слышал вопрос, который был задан ей... да и не столь это было важно. Видимо вопрос ее озадачил. Правду она сказать не сможет, а соврать... Все-таки она была за это, еще час назад.
Но она ответила..., голос ее лился легко, казалось, что она не волнуется..., и ее все слушали:
- Мое чувство существует сейчас. Я пока не знаю, что это, но оно возникло и есть. Оно движется. И мне кажется, что и я двигаюсь вместе с ним. Тот, кто вызвал это чувство, мне кажется, знает об этом... Но иногда вдруг возникает ощущение, что я безразлична ему, почти безразлична. Я привлекательна внешне, и, мне кажется, что ему просто нравится быть рядом, но он ничего не чувствует при этом. Он смог из чувства солидарности с другом оставить меня одну. Я не знала, как поступить... мне было плохо... но я не смогла сама прийти к нему...
Странно ощущать себя голым за якобы защищающем тебя, а на самом деле прозрачным стеклом... Ее голос был хорошо поставлен, и от этого она казалась еще более спокойной, издевающейся:
- К концу третьего дня я решилась на... месть. У него есть прекрасный друг и я, чувствуя его расположение к себе... в общем, я немного подыграла ему, да и себе тоже. Да, я почувствовала какое-то удовлетворение: он остался один, он затосковал. А потом... все превратилось в пустоту. И я все рассказала его другу, но поняла, что уже поздно, что если он узнает... да и в отличие от меня у него рядом уже была девушка. И только тогда я пожалела, что послушалась его друга и приняла правила этой ненужной игры...
Я сидел, сгорбившись, уткнувшись головой в колени. "Вот как бывает..." - закрутилась в голове песня, - "Эх, Люда, Люда... какая же ты... А могло бы так хорошо все закончиться... и быть".
Ребята поднялись и пошли. Я не открывал глаза. И идти никуда не хотелось. Говорить не хотелось. И что ответить я мог?
Луна, я открыл глаза... Ее тень перечеркивала меня и тянулась дальше...
Потом я помню все обрывками, беспорядочными мыслями и видениями...
Я почувствовал ее руки у себя на голове, нежные руки. Она стояла сзади меня.
Потом ее губы все ближе и ближе к моим губам... дорожкой... движением наслаждения.
В голове упрямо билась мысль о том, что я без воли, без принципов, без...
Но я спрятал все это вниз, зарыл.
Я забыл, забыл себя, где нахожусь, кто со мной.
Только постичь глубину ощущения... и все.
Больше ничего, только это...
12 августа
Блажен, кто верит... Оставь надежды всяк сюда входящий. Это про любовь. Я люблю. Сейчас люблю, вчера любил, и буду любить! Это ведь чудо из чудес. Это так прекрасно - любить. Какое имя - Лю-да! Глаза, в которых таешь, улыбка, от которой замираешь, прикосновения, которые вызывают удивительное наслаждение. Чудо! Она одна, ее люблю, и петь хочу, смеяться, плясать, кричать.
Я лежал и думал. Утро. Часов семь, не больше. А я уже около часа не сплю. А уснул только в третьем часу. Тело налилось бодростью, как после чистого глубокого сна. Лежу сейчас и пишу. Стихи может написать?
До обеда мы сегодня лежали. Вовка дрых. Где он провел эту ночь? Часов в двенадцать он проснулся.
- Ну, как, чудо в перьях, проснулся? - произнес я, заводя свои часы.
- А-а-а, ух ты... - потянулся Вова. - Чудеса, Вит. Я сегодня ночью был на море, на пляже... купался... - томный мечтательный голос его зазвенел над моим ухом.
- С кем?
- С Наташкой... - я подумал, что он сейчас расплывется от самодостаточности.
У меня в голове пронесся дикий табун мыслей. И мне стало досадно, жалко, и хмуро. "Наташка была с ним... Наташка была... они купались голыми..."
- А как же твоя Иришка?
- Она ушла с другом твоим, с Серым, в ночной бар-поплавок, там на бережку. А мы с Наташей гуляли, потом сидели у моря... оно было почти ручным... тихим-тихим... потом сидели, говорили. - Он помолчал немного. - О тебе тоже... и о вчерашней "правде". Ее потрясла эта правда...
Я пробежал по глазам-голубинкам Вовы, подумал о судьбе, о том, что я, скорее всего, никого не люблю. И это плохо. А Вова влюбился, было заметно, как его глаза сверкают, и эта дурацкая улыбка на лице. Серый вообще, всегда влюблен. А как же я??***
После обеда я опять от всех сбежал. Гулял по городу. К вечеру пришел на пляж. Наши играли в волейбол. Я подошел к ним.
- О, хэлло, сэр! Где вы пропадаете? - крикнул Серый, - мы тут в волей-бол... играем. - Серый отбил мяч.
- Ему что-то с утра не по себе. - Произнес задумчиво Вовик.
Ко мне подошла Люда. "Красивая она, волосы... глаза кажутся всегда глубокими... большие, ярко серые, с оттенками синего и зеленого... почти море. А губы..."
Она подошла совсем близко. Положила ладони мне на грудь.
- Где ты был?
- Далеко. Там уже... пусто в душе... Чудно и плохо. Как будто вылил всю ее куда-то...
- Я хочу быть с тобой...
- Может, я покривил душой, зарылся в этот миг, а все остальное время? Куда его денешь, а? Миг помнится... все это время... и как-то странно помнится.
- Вспомни меня...
- А если забыть можно... но не забывается.
- Вспомни меня вчерашнюю. Вспомни.
- Вспомнить? А кому это надо?
- Мне, мне одной... Пойми, все это не просто так... вспомни.
Тут со мной произошло странное. Я вспомнил. И когда вспомнил (ярко и отчетливо), то потерял мир, окружающий нас. Он перестал существовать. Горящие глаза передо мной, обжигающие ладони на груди и... вчерашние радость, торжество, эйфория опутали меня...
Вышел я из тумана, вспомнил, где нахожусь, уже только в полумраке опускающегося вечера. Наших уже не было. Голова Люды лежала у меня на груди, и она не шевелилась. Уборщица убирала пляж, шурша бумажками. Перед нами блестело идеальное зеркало моря... Что это было? И сколько мы здесь стоим? Я пошевелился. Она очнулась тоже.
- А?
Я взял ее за плечи, притянул ее к себе, ее губы были мягкие, податливые... как и вся она.
- Я только сейчас понял, что ты мне вчера подарила. Слышишь, Люда? Это ты... Это ты? - Она опять опустила голову мне на грудь...
- Я...
Нас очнула снова уборщица:
- Ребятки... Уже закрываем, - сказала она с улыбкой, - завтра придете. Завтра, миленькие. Пора уже, пора...
Неожиданно мы рассмеялись, звонко, чисто, облегченно и пошли к выходу.
Потом мы гуляли по городу. А я болтал, рассказывал ей о себе, о городе, о небе, о людях, о песне, обо всем на свете. Она тоже говорила, но я не вслушивался в смысл ее слов, я чувствовал только журчащий ручей ее голоса. Где-то около памятника генералу Чуридзе я ее поцеловал, прямо на тротуаре, на виду у всех.
- Ну, ты что, Виталик? - сказала она, но глаза благодарили.
В парке мы сели на уютную скамейку в зарослях кустарника с белыми цветами. Ушли мы из парка уже перед самым его закрытием.
15 августа
Два дня не писал, не хотелось совершенно. Правильно говорят, только одиночество располагает к творчеству...
Только Люда, только она. Влюбился и говорю, впервые об этом так разумно и самому себе. Но ... постоянства, а может быть и верности?... у меня и в помине нет. Сейчас в мыслях Люда, а уже думаю о том, что досадно плохо, что Наташка с Вовой. Что это? Будет у них что-то еще, а может быть уже? Копаюсь в себе, сидя за столом у себя в номере. Да, надолго это лето запомнится мне, если не навсегда.
Вчера, когда мы гуляли с Людой по городу, заметил, что на нее обращают внимание парни, провожают взглядом. Что это, ревность? Чушь, я на нее не способен, природой не заложено. Это что-то другое. Самодовольство? Гордость? Глупость?
Сидел, сидел, досиделся... заснул. Проспал обед. Сейчас проснулся, сел и снова пишу. Уже пару раз стучались, не открывал. Теперь снова стук разбудил, и голос Вовки:
- Пусти хоть меня, затворник...
Потом он, видимо постояв немного, ушел на обед.
Опять сидел, думал. Еще час прошел. Уже где-то около четырех. И так захотелось выпить, что я залез в чемодан к Вовке и достал бутылку голландского ликера. Попробовал, пару полустаканчиков. Закусил сыром. Вещь! Чистота в голове, настроение прыгнуло выше потолка (бутылку спрятал в шкаф). Может еще стаканчик?
Быстрее к Люде! Быстрее к нашим, гулять, праздновать... только что? Ура! Сегодня день Голландии: голландский сыр и голландский ликер в почете. Отлично, когда хорошее настроение. Все внутри тебя, а легкое: радость, любовь, счастье, чувствование, - сверху! И все мое, и я живу, я учусь жить. Вперед!23.20. Уже ночь, а я сел за стол и пишу. А что писать? Ликер продействовал не долго, и я ушел в себя, и выйти из него не смог. Старания ребят тоже ничего не дали. Только сейчас вышел из себя (сам сейчас сплю) и пишу, сидя за столом и направляя свет Вовке в лицо. А он чертыхается. Лицо недовольно. Во, сел на кровати. Он, по-моему, тоже вышел из себя. Придется потушить свет.
16 августа
Странно, но вчера я с ней не виделся.
Вот, что значит "чушь взбрела в голову"! Даже выпить по настоящему не смог. Ликер, ликер... Водки надо было глотнуть!
Где ж она вчера была?
Сегодня часов в десять мы пошли на море. Собрались в номере у нас с Вовкой, хотя он выше всех в корпусе. Сначала пришел Серый с ребятами и с порога заявил:
- Поселили ко мне типа какого-то! Зарядку утром делал, бегал в трусах и в тапочках куда-то... Ты не знаешь, куда они все бегают? - Серый уселся на мою поглаженную рубашку. - Теперь уже где-то в море плескается.
- А мы все еще копаемся в этих душных стенах... - Роман прикрыл дверь и продолжил, - а где девчата?
- Спят, наверное... Вчера поздно легли... - сказал Рома со смешком.
- По парам разобрались? - спросил я, роняя Серого с рубашки на пол.
- Разобрались, разобрались... без тебя, - говорил вставая Серый. - Она не каменная... Замечать надо, чудик ты, деревянный. Довыделываешься... уведут!
- Кто это способен на такую неслыханную дерзость, Серенький, а? Не ты ли? - Я хотел съязвить, но не получилось.
Вошли девчата. Наташа, Ириша, Таня из Минска, Алла... и как всегда Люда вошла последней.
- С каких это пор девушки стали заходить за парнишками, а? - пропела Аллочка своим волшебным голоском. И с каких это пор девушки ищут встречи с парнишками?
Я, заправляя рубашку в джинсы, вдруг сказал:
- Все ж уже разобрались по парам? Или еще нет?
- Это ты меня спрашиваешь, парнишка? - куражилась Аллочка в стиле Сонечки Мармеладовой. - Я то разобралась. Ты один во мне, парниша! Я с тобой буду, пусть другие разбираются.
Костя стоически перенес очередное испытание, а я, заметив это, сказал:
- Ты, Алла, не шути, когда Отелло рядом, - показал я на Костю, - а то Дездемоной станешь в роковой миг. Видишь глаза какие? Как у быка, кровью налились. Счас забодает...
"Ну, хорошо... Костя с Аллой" - думал я.
Помолчали немного.
- Кого ждем? - спросил Рома.
- Когда ты по парам разберешься...
- Я разобрался. Мы с ней вдвоем, навеки... навсегда, - обнимая пустую бутылку от голландского ликера, говорил Рома.
- У-у... как пошло... - пропела Аллочка, не выходя из роли.
- А чего это вдруг кому-то захотелось по парам? - спросила Наташа. - Мы же отдыхаем. Так давайте отдыхать. Мы идем?
Вечером решили идти в "Золотой обруч", в фешенебельный местный ресторан. Деньги пока были, поэтому можно было сходить.
На пляже ничего не было, было даже скучно. Играли в волейбол, в карты. Почему-то дураками оставались то я, то Наташа. Не везло, страшно. Опять кто-то глупо пошутил:
- Влюбленным везет, как покойникам.
Опять острый взгляд был кинут мне в лицо. А мне опять стало заунывно, и я уснул. Проснулся, как обычно, после того, как меня облили ледяной водой. Тело скрючилось, словно его перерубили пополам. Сердце забилось, как швейная машинка "Зингер": ту-ту-ту. Опять кто-то из девчат совершил покушение. Главное, что все смеются, не угадаешь. Я перевернулся на живот и притаился. Прошло минут пять. Чувствую, что кто-то крадется, осторожно так, по-кошачьи. Еще чуть обождав, я рванулся, перевернулся почти в воздухе, прыгнул в ноги и свалил... какую-то грузную женщину, а она, падая, вылила мне на голову ледяную воду, которую несла в резиновой шапочке.
- Вы что, молодой человек, с ума сошли??
Наши, покатываясь со смеху, разбегались по сторонам и прыгали в море.
- Ну, я вас сейчас... - сказал я сам себе и побежал их догонять.В море далеко от берега я оказался один с двумя девушками: Людой и Наташей. Получился такой диалог:
- Признавайтесь, кто облил меня.
- Бабка какая-то... - они смеялись вместе.
- Хорошо. Кого топить первую?
- А за что? Ой, не меня...
- Не меня!
- Все равно одну утоплю, воды дам наглотаться вдоволь, чтоб не шутила...
- А если это не та будет? - Говорит Наташа в каких-то двух метрах, лукаво смотря на происходящее.
- За другую... одну за другую.
- А если мы утопим тебя? Наташ, давай?
Я, нырнув, ушел под воду, заплыл под Люду и схватил за ногу. Сглаженный водой крик, бултыхание. Я выныриваю невдалеке.
- Ну, как? - ласково произнес я.
- Подло. Надо было ударить ногой, да побоялась, что утонешь... - сказала Люда, отфыркиваясь.
- Надо же, а я не знал, что мне предназначена была такая участь. - Я подплыл ближе к ним и грозно посмотрел на Наташу. - Так кто? Последний раз спрашиваю.
- А-а! Мама-а! Топят... На по-омощь... - негромко закричала, видно больше для себя, Наташа.
Невдалеке краснел буек.
И тут меня кто-то с силой увлек в воду. Быстро и резко. Это мог быть только парень. Мимо меня проскользнуло тело. Я узнал Серого. "Ревнует, собака..."
Невдалеке маячил и Вовик. 'Еще один..."
Опять я решил пошутить. Люблю, когда меня спасают. Я был еще под водой. Воздуха хватало и я решил попытаться. Вода достаточно мутная, вернее не очень прозрачная, как после шторма, не заметят. И я резкими сильными гребками поплыл под водой к буйку. Через пять-шесть гребков воздуха стало не хватать, в висках застучали молоточки, в легких образовался вакуум, желающий быстро заполниться окружающей меня водой. Из последних сил я заплывал за буек (он был достаточно большим, за ним можно было бы спрятаться и нескольким при желании). Тихо вынырнув, с наслаждением, но медленно вдохнул, и затих. "Мальчишеская выходка, - думал я, - опять обидятся. Но это к лучшему..." По голосам я различал, кто говорит.
Сергей: Пропал... я ведь его легонько.
Вова: Может, он уплыл? Куда-нибудь?
Люда: Ребята, где он?
Вова: Может нырнуть?
Никто ничего не сказал и он нырнул. Я подогнул ноги по-турецки и держался за буек одной рукой. От меня до них было метров десять, ну может быть пятнадцать... не больше. Выглядывать я не решался. Потом нырнул Серый. Потом снова Вовик. Странное ощущение! Мне нравилось быть объектом поиска!
Серый: Опять шутит... (в его голосе звучало раздражение) Ну, если он снова, я ему, чудаку, стукну.
Наташа: Может крикнуть на помощь?
Очередной раз вынырнул Вова.
Вова: Не видно... Дно чистое.
Люда: Что мы стоим?? Чего мы ждем?? Кричать надо, ребята.
Серый (кричит кому-то): Позови спасательную! Человек утонул... кажется.
Люда: Что это такое? Что это делается? (в ее голосе уже были слезы)
Вдруг...
Серый: Ну, шутник... погоди!
Вова: Какой шутник? Его ведь нет.
Серый: Да он плавает лучше, чем ты ходишь. Эй, парень, не зови никого! Нашли...
Наташа: За буйком?
И тишина, только всплески плывущего человека. Я решил не рисковать. Глубоко вдохнул и нырнув, ушел под воду в сторону от берега. Чем дольше под водой, тем позже они меня достанут. Глубина уже метра три, три с половиной. Опять молоточки взялись за дело: стукают-постукивают, во рту сухо (под водой и сухо!), вакуум разливается по всему телу. Еще, еще, еще...
Потом все ушло. Я стал ватным и все пропало перед глазами. Чернота.
Очнулся я на берегу от запаха нашатырного спирта. Страшная слабость во всем теле, руку не поднять, ногой не пошевелить. Щека болит. Что с ней? Словно игла. Белые халаты сделали укол и я уснул.
18 августа
Проснулся в больнице. Только что узнал число. Удивился, уже восемнадцатое. Болят щека и язык, а так ничего, терпимо. Неужели прикалывали язык, чтобы не мешал, когда спасали? Похоже... Хотелось есть, но страшно подумать, как это будет. Кушал что-то жидкое, через соломинку сначала, а потом чайной ложкой, без вкуса, а потом и без аппетита. Но надо. Сделали укол и хотели забрать тетрадь. Не дал. Как оказалась она у меня без сумки? Значит кто-то уже держал ее в руках, а может и читал. Засыпаю. Опять этот укол. Все, сплю.
19 августа
Пришли ребята, уговорили врача меня завтра забрать. В палату всех не пустили, зашли только Серый и Наташа.
- Где Люда? - произнес я, вяло шевеля языком, но звук голоса вышел чистым и хорошим. Опухоль уже спала, но видно связки растянулись, и было больно в основании.
- Заболела она... простыла. Под дождем всю ночь в парке сидела, пока Серый не нашел ее, и не привел в номер. - Наташа тоже была расстроена, но выглядела прекрасно.
- Зачем отпустили ее? - Я посмотрел на Серого.
- Это у себя спроси...
Потом их спровадили. Опять укол. Спать.
20 августа
Выписали. Все в норме. Язык разболтался, на щеку прилепили кусочек пластыря. Иду с ребятами, опять виноватый, опять весь в какой-то сетке условностей. Дошло, что мог утонуть. Идем из больницы - все молчат. Люды нет. Рядом идет Наташа и Серый. Потом он ушел вперед к ребятам, а Наташа взяла меня под руку.
- Ты ее любишь?
- Кого?
- Опять?
- Не знаю. Для меня понятие любовь не поддается определению...
Помолчали.
- Ты притягиваешь женщин, знаешь?
- Нет. Если и притягиваю, но далеко не всех...
- ...
- И почему ты решила, что я кого-то притягиваю? (Я посмотрел на нее) Я себе совсем не нравлюсь... скотина какая-то... и внешне уродец. Разве такие уродцы кого-то притягивают?
- Не только притягивают. Их даже любят... Я тебе завидую... А еще больше Людке.
Она остановилась, я тоже.
- Наташ, не надо, а?
Она пошла с несчастным выражением лица, как мне казалось, немного искусственным. Внешне это подходило для плаката: "Жизнь - это испытания!"
- Не надо, Виталик, меня принижать...
- Я и не принижаю.
- Ты просто забыл, а я нет...
- Что?
- Маяк-ревун... Радуга в море... Твои губы...
- Я помню...
- Но не так, как я...
- ...
- Я как подумаю, что ты мог утонуть... Зачем это нужно было?
У меня не было ответа, и я замолчал.
Отстали уже порядочно.
- А ты знаешь...
- Что?
- Ничего... Это не честно. Я так не могу...
На меня что-то нашло, я взял ее за руку, и, когда она остановилась, потянул к себе. Она взглянула как-то странно, но все-таки прильнула и ... оказалась по-настоящему близко. Она опустила лицо вниз, и я видел только просвечивающееся ушко и прядь волос на нем.
- Молчи, не говори ничего... - произнесла она.
Наташка точно почувствовала, что я хотел начать говорить пустоту.
Она подняла лицо. Вот она передо мной: красота, нежность, гармоничная правильность черт, сам рисунок лица сразу привлекает. Это не шаблонная красота. Даже не сразу решишься просто прикоснуться к ней. Чистота, почти родник. А глаза: широко открытые, карие... почти черные. Почему они такие темные сейчас? Они что-то говорят, кричат даже...
- Что? - почти шепотом, одними губами, спрашиваю я.
Как в сеансе гипнотического сна наши глаза сближаются, притягиваются, губы касаются и на секунду отталкиваются, но потом снова соприкасаются, чувствуют друг друга. Вязкая горячая пелена осязаемо обволакивает нас. И не очнуться, не выйти из нее.
Опять ее глаза смотрят на меня. Мысль стучит в такт пульсу: "Любит, любит, любит..." Я знаю это теперь, знаю. Мир сузился до ее губ. Безумство: ничего нет вокруг, только она.
Тут меня словно что-то кольнуло и показало меня как бы со стороны.
Мы стоим посреди тротуара, обнявшись. Как это было фальшиво! Нелепость... Я увидел, что наши остановились и смотрят на нас.
- Пошли, Золушка...
- Пошли Рыцарь Печального Образа...
- Почему это?
- А так...
21 августа
Скорее всего, Люде уже рассказали о поцелуе на набережной. Она просто молчит. И в глаза не смотрит. И хорошо. Мне пока что говорить нечего. Пусто.
18.20... Опять чудовищная мысль: никого я не люблю. Почему не могу полюбить? Полюбить так, чтобы не задавать себе вопросов, люблю ли я или нет? Может, не дано? Оригинальный образ действия: ждать. Выпить хочу! Пить хочу. Уже вечер. Сидим на парапете набережной. Вокруг меня снова все наши и молчат укоряюще, обзывающе, вызывающе, все перемалывают мою вину. А может, это комплекс вины уже поселился внутри меня? Нет только Романа с Аллой. Этим все нипочем. Укатили в море на прогулочном теплоходе. Хорошая им пришла мысль. А почему бы и нет?
- На теплоходе в трехчасовую прогулку... Давай? - говорю я Серому.
- Сиди, утопленник. Море сейчас не для тебя. - Его ухмылка показалась мне жестокой.
Я стал яростным.
- Хорошо. Кто со мной на прогулку в море? - сказал я и спрыгнул с парапета.
Никто не шелохнулся и молчат. "Чушь какая-то. Серый, ладно, принцип нагуливает. Вовик осуждает, Таня буечная, так и осталась буечной... Ира? Бог с ней. Ну, Костя... я ему все прощаю. А Наташка? А Люда? Сидят... ждут... покаяния?"
Серый встает, спрыгивает:
- Пошли в "Золотой обруч"?
- Пошли, я только подумала о нем... - говорит Ира и уже рядом с Серым.
- Пойдемте! Хватит сидеть... - поддерживает из Таня.
- Я - за! Пить, только пить! Всю ночь! - радостно распыляется Вовик.
- Я тоже за то, чтобы надраться. - говорит Костя и смотрит в море.
Опять же молча все спрыгнувшие начинают движение вслед за Серым. Я стою. Смотрю на Люду и Наташу, еще сидящих на парапете.
- Вит, пошли с нами... - оборачиваясь, говорит Серый.
"Это уже дерзость... на мое предложение даже реплики не было, а тут я думаете сразу кинусь вам в объятия, брататься будем и пить всю ночь, натужно завывая русские народные... Жидко, ребятки..."
Люда спрыгивает, потом Наташка. Тоже идут, на меня не смотрят.Все, опять один. Группа их уже в конце набережной. Им весело, а я один. Ну и прекрасно. Куда? Куда... Захотелось напиться. До конца всего три дня. Если бы не взятый заранее билет, сейчас бы точно уехал.
Решил пойти напиться. "Точно, пойду в "Обруч". Пусть видят результат. Это будет их работа... чистая. - самооправдывался я".***
... Пью, пью... Уже стол не слушается. Наливаю себе и кому-то. Проливаю, чувствую, что мимо, но лью. Бутылку перехватывают, ставят на стол... Кто это? Какой-то фриц, дядька...
- За весну, за тебя, мальчик, за твои двадцать лет! За молодость. Сам был молодым.
Он пьет. А мне смешно. Но я тоже пью. Водка вроде, а вроде и вода. Вливается в горло легко, не чувствуется. Беру вилку, накалываю огурчик, хрустю.
- Дядя... как тебя?
- Федор Ильич, детка. - Он закусывает не спеша, со вкусом: лимончик, маслинка.
- Дядя... да... Ильич. Слышишь? Ты или нет? Меня две любят.
- Кто?
- Две... - качаюсь с растопыренными руками.
- Рыбу любишь?
- Не... меня любят... две-е.
- Рыбы?
- Да ты что?... Извините... Вы... что?
- Я что? Я - ничего. А вот ты что любишь, не понял. То ли рыбу, то ли икру от рыбы.
- Как-кая ик-кра? Девушки!...
- Ты любишь девушек? А может икру? Я очень уважаю икру... черную.
- Какая икра у девушек-к? Меня любят рыбы...
- Точно, рыбы. Они твари такие... Иди на дно. Там и разлюбишься, и растерпишься. Потом сетью выловим.
- Я в сети не хочу. Чушь...
Я обхватил голову руками. Кто меня любит? Никто.
- Во! Точно. Никто меня не любит! - качаю пальцем перед его лицом. - И пусть только попробуют! (последний слог я очень выделил, потому что главное -ют, а не по-)
- Правильно, пить будешь?
- Лейте, Ильич, лейте... - в голове стояла сеть и я трепыхаюсь в ней, а меня рыбы своими склизкими губами целуют со всех сторон.
А сверху как бы Федор Ильич в облаках, и кричит:
- Любят тебя? Иди на дно! На дно!
Снова ливанул в себя эту водичку из рюмки.
- Разве это вод-дка... ой-ка.. йик! Вот я пил, Федор Лилич... то есть Ильич... вот то была...
- Кушай, мальчик, кушай... А то осоловел уже поди.
Я воспринял это, как приказ и стал все подряд есть. Кто-то намазал мне хлеб маслом. Но тут меня затошнило, и я встал и пошел в туалет.
Очнулся в туалете. Стало легче. Ноги трясет. Руки белые. А лицо, скорее всего, синее. Умылся холодной водой, голову под кран загнал. Просушил потом волосы у калорифера. Причесался. "Хоть и выпивший еще, но не пьяный уже, - подумал я на удивление четко" Голова отрезвела, настроение появилось, что стало очень заметным при его полном отсутствии ранее. Я вышел из туалета, осмотрел себя в зеркало: на удивление элегантно одет после всего, что случилось, ни капельки, ни паутинки, ни пылинки. И присоединился к танцующим...
21.30 на моем "хрономерте". Музыка закончилась, иду на место. Вспоминаю, где я сидел. А, вот мой столик! Он пустой, Федора Ильича уже нет. Да и был ли он? Сажусь, кушаю рыбный салат и намазанный уже кем-то хлеб маслом. Настроение рекой устремляется вверх, к апогею, который у людей называется радостью.
"Здесь ведь должны быть наши! Какой я дурак... Помириться с ними, забыть свои наигранные принципы..." Я поискал глазами. Не нашел. Заиграла музыка, решил, что найду их в танце. Вперед, ура! И шальная мысль: "И все-таки я еще пьяный..."
Их я так и не нашел. Потом еще пил с кем-то, с кем-то танцевал, кто-то мне подливал, кто-то коня дарил, бурку, кому-то я свою ручку с золотым пером презентовал... на память. Часов на руке тоже не оказалось (Позже я их нашел во внутреннем кармане пиджака).
Добрался я не совсем до пансионата. Прикорнул на лавочке.
22 августа
Снилось мне, помню, что-то ужасное. Какие-то прыгающие люди, усатый дядька, говорящий все время: "Пей, пей, пей!", дно моря и я внизу через силу ворочаю вспухшим, и поэтому вылезшим изо рта языком. Потом ко мне подплыло что-то и гаркнуло на ухо:
- Подъем! - стало меня трясти...
Я дернулся... и проснулся уже на земле среди высокой травы в окружении ребят. Скорее всего я догадался, что это ребята - глаза полностью еще не открылись, а голова не болела, и это не было странностью - она у меня никогда после такого не болит. Где-то только через минуту я сфокусировал зрение и прохрипел:
- Уже утро?
Они стояли и молчали, а я прокашлялся, поднялся с земли и сел на скамейку. Потом осмотрел их поочередно своим нетвердым взглядом, осмотрел их такие разные лица и понял одно: я им нужен.
Серый стоял и угрюмо смотрел мне прямо в глаза.
- Ну и видик у тебя, друг сердечный... - проговорил Роман. - У тебя горе или радость?
- Радость... - съязвил я. - Как говорится, одиночество - праздник мой.
- Досправлялся... - промямлил Серый. - И где ж ты был, такой праздничный?
- В "Обруче".
- А мы решили на трехчасовую прогулку пойти. Тебя искали...
Я поднял глаза на говорившую улыбающуюся Иру.
И тут видимо на моем лицо так ярко и отчетливо отпечаталось полное раскаяние и горечь от содеянного, что заулыбались уже все...
Вовик сказал:
- Пошли на море, мы все взяли.
Куда сразу девалось чахоточное настроение похмельного синдрома! На море, вперед! И мы пошли. Последние деньки, последние минутки. Этот день был моим лучшим днем отдыха в этом курортном кавказском городке.
На пляже мы загорали, купались, играли в волейбол, в карты... просто жили отдыхом. После того, как я выиграл в паре с Ириной партию в подкидного дурака, все побежали купаться, а я остался (хотелось прогреться после ночного сна в парке). Осталась и Люда. Солнце припекало хорошо. Я лежал на животе, положив голову перед собой на руки. Люда лежала рядом и молчала. Я подумал, что как хорошо, что можно так спокойно, без ощущения неловкости и скованности, молчать с Людой, как она произнесла риторические:
- Ну, как?
- Что как?
- Самочувствие...
Я повернулся и посмотрел на нее.
- Нормально.
- Обязательно нужно было пить? Залил боль?
- Громко сказано...
Морщась, словно от зубной боли, я отвернулся.
- Нет, не громко. И это никогда не помогало...
Я закрыл глаза, а Люда продолжила:
- Тебе не интересно... что-то я не понимаю тебя. Не понимаю твоих мыслей, поступков. Я не знаю, тебя, Виталий. Не знаю, а люблю...
Я резко повернулся к ней. Долго смотрел на нее. "Вот и сказала, что любит... хотя слова далеко не всегда отражают внутренние состояние... И называют это в классической литературе курортным романом... так? Так... почти так... или не так... или совсем не так..."
Потом я уснул. Мне опять снилось, но снилось простое: я еду в поезде и сплю. Мне снилось, что я сплю и вижу сон... о том, что я еду в поезде... Смешно!
Спал я, наверное, долго, потому что, когда проснулся, солнце уже было не со стороны моря, а со стороны города. Значит, уже вечер. Я был заботливо укрыт полотенцем.
Ребята играли в карты. Среди них не было ни Люды, ни Аллы.
- Выспался? - спросил Роман.
- Да, вроде бы... - сказал я, и добавил, - на двое суток вперед.
- Так можно все проспать... и смерть, и счастье, и любовь, - произнес Серый, бросая карту наземь.
Я пошел купаться. Думал, что Люда в море. Проплыл до буйка и обратно. Вытераясь, как бы невзначай бросил:
- А Люда с Аллой где?
- Собираются... - сказал Серый. - Валет пиковый.
- Куда? - я замер в предчувствии...
- В дорогу... - добавил Вова. - У меня нет. Бери.
- В какую? - спросил я, опускаясь на песок.
- В дальнюю... - произнес Серый. - И в длинную... что ночкой лунною... отбой... Бери карту.
- Да ты можешь толком объяснить? - подскочил я к нему. - Где Люда?
Игра прервалась, все смотрели на мои широко открытые глаза:
- Какая дорога? Куда?
- Слезь с карт, Вит! И убери ноги... - тихо сказал Серый. - И не мешай играть. Поздно спохватился, Люда уехала...
- Куда?
- Домой, конечно, куда же еще, домой. Ходи, Ромка. Под меня. - Чувствовалось, что Серый издеваясь, наказывал меня сложившейся ситуацией сполна.
Я схватил сидящего Серого за руки, поднял и толкнул. Он упал на песок и быстро поднялся, ринулся было на меня, но его уже держали.
- Ты чего хочешь? В чем дело? - Серый готов был бить меня и руками и словами. Но его все держали, а слов не хватало.
Я взял вещи, покидал их в сумку и пошел.
Вслед мне неслось:
- Козел несчастный... Юродивый... Придурок... Пес на сене. Она ведь прекрасная девушка... Я ее... А ты... Козел. Да будь я на твоем месте, я бы от счастья в море утопился... Козел бестолковый... - в голосе Серого стояли слезы.
- Да брось ты его, успокойся, - говорил Роман Серому. - Лучше играй...
- Виталий, не дури... иди сюда... я тебе все объясню...- кричал мне Вова. - Еще не все потеряно.
"Она уехала... - какие-то путанные мысли крутились хороводом в голове. - Пес на сене... Это же надо придумать? Кто тебе запрещал? Но... по сути правильно все... Когда что-то рядом, кажется что так будет всегда... И не заметно, что лучше этого нет. Кажется, что все это тебе дается даром, только ради того, что ты есть. И когда его вдруг не становится... Полное впечатление, что мир рушится... падает...."
Тут меня как машиной шарахнуло: "Она же только что сказала мне, что любит! А я... А я уснул?". От осознания такой нелепицы я даже остановился. Потом снова пошел. Меня догнала Наташка:
- Вит, подожди...
Мы пошли рядом. Шли некоторое время молча. Потом встала передо мной, загородила дорогу. Посмотрела пристально, как-то жестко:
- Ты ее любишь?
- Уже спрашивала...
- Ты не ответил.
- Да, люблю...
Резонансное усиление последних слов превратилось в набат и я приложил руку к виску. Наташка продолжала смотреть внутрь...
- Она еще не уехала... ты успеешь... поезд только ночью... в час ноль шесть.
"Поезд... все-таки поезд... в час ноль шесть... в час ноль шесть... в час ноль шесть". И я побежал, и бежал до самого пансионата. Опомнился я лишь тогда, когда при входе в пансионат налетел на какие-то чемоданы.
- Молодой человек! Осторожнее! И тише... люди отдыхают! Тише!
Я вбежал на шестой этаж секунд за тридцать. Рванул дверь.
- Люда!
Она стояла у чемодана, лежащего на кровати, и теребила что-то белое в руках.
- Люда... Люда...
Наше движение друг к другу было взаимным и порывистым. Обнявшись, мы стояли, а все вокруг опять крутилось. "Она моя... только она..." Я чувствовал, что что-то очнулось во мне, такое затаенное и далекое... прозрело, и зрело все быстрее и быстрее, копилось сразу и вокруг меня, и внутри. Голова кружилась. "Я люблю! Только сейчас я почувствовал всю силу этого слова, всю нежность, искренность, все сумасшествие и наслаждение, всю глубину и наполненность. Я люблю!"
23 августа
Алла уехала одна. Провожали ее все вместе. Первая уезжающая из нашей компании.
- Что передать маме? - спросила она Люду.
Мы стояли обнявшись, я и Люда, у открытого окна вагона. Чуть дальше стояли ребята.
- Скажи, приеду двадцать пятого. И скажи...
Она посмотрела на меня.
- Нет, ничего не говори. Приеду, потом сама скажу.
- Что скажешь? - спросила Алла и заулыбалась.
- Что-то скажу...
Поезд тронулся.
- Ну, пока...
- До свидания... - ребята успевали на ходу каждый поцеловать Аллочку в губки.
- Спасибо за компанию...Уснули мы в номере Люды.
Здесь записи отдыхающего Вихрова Виталия Андреевича обрываются.
На следующее утро они все пришли на море, купались, загорали. Как обычно играли в волейбол, в карты, слушали музыку, ели мороженное, пили пиво.
Около одиннадцати над пляжем разнеслись крики:
- Пожар!
- Пристройка горит!
- Причал горит!
Ребята вскочили.
- Горит что-то... - сказал Серый.
- Побежали? - предложил Костя.
Горела деревянная надстройка на причале. Это было что-то вроде спасательной станции когда-то, но теперь ее переоборудовали в хранилище топчанов, спортивного инвентаря и других приспособлений.
Надстройка вспыхнула, как бумага, и в считанные минуты (Как потом выяснилось, служащий пляжа паяльной лампой убирал краску с какого-то щита).
Ребята подбежали, когда "костер" набирал силу.
- Хорошо горит, - сказал Серый.
Но тут они заметили женщину, бегающую перед входом на причал.
- Танечка! Таня-а-а! Доченька моя, милая... - падала она и снова поднималась, потрясая руками над головой. - Доченька! - рыдала она.
Какой-то человек кричал:
- Люди все вышли? Все?
Женщина упала, протянула руки к мужчине, но ничего не могла сказать.
Забегали с ведрами. Началась суматоха.
- Девочка горит в сарае...
Мужчина попробовал пробиться через вход. Ему этого не удалось.
Тут все увидели бросившегося в воду парня, за ним еще троих. Первым был Вит, остальные - Серый, Вова и Костя. Роман в это время вызывал пожарную по "01" и скорую по "03". Он убежал звонить практически сразу же.
Четверка плыла быстро. Потом с берега видели, как сначала Вит, а потом и ребята забрались по сваям на причал из воды. Видели, как Вит с другого входа, со стороны моря, заскочил в горящий сарай, который был уже похожим на факел.В это время женщине привели девочку.
- Танечка, Танюшка моя... - ласкала она ее. - Где же ты была? Мое солнышко...Любимая...
- Я играла на бережку. Лепила песочники. Лебедя, луну...
Тут рухнула крыша. Серый, Костя не успели войти в сарай, а Вова был еще на свае. Видели также, как какая-то девушка упала без чувств, ее тут же унесли и положили на скамейку, в тенек...
- Солнечный удар! - констатировал кто-то.
Столпилось много людей.
- Паренек то, вошел туда... Бедный.
- Да вон они, плавают в море... трое.
- Их четверо было.
- А один, наверное, за пирсом.
- Может, он прыгнул в море?
- Конечно, прыгнул! Он что, дурак что ли?
Подъехали милиция и пожарные, своим звериным рыком распугали толпу. Быстро заработали водяные пушки. И через полчаса загасили. Потом подъехала скорая, потом еще одна. Первая увезла какую-то девушку с посиневшими губами. Вторая кого-то еще, накрытого простыней. А у берега стояли трое, к ним подбежал четвертый.
- А где, Вит?
Люди стали расходиться. Слышались голоса:
- Да... сгорел кто-то.
- Может это тот паренек?
- Может...
- Да нет, видишь, их четверо.
- Точно, четверо...
- Видно, кто-то еще внутри был.
Солнце палило нещадно. На фоне моря головешки и остов надстройки выглядели удручающе...
Кричали чайки, медленно плыл вдалеке теплоход. Мирно сидели на лавочке женщина с дочкой, прижавшись друг к другу. А Костя все спрашивал:
- Где Вит? А? Где?